В 2018 году исполнилось 100 лет Фатиме Мусовне Тагирджановой (1918-2006) – дочери легендарного Мусы Бигеева и супруги востоковеда с мировым именем, профессора Ленинградского государственного университета Абдурахмана Тагирджанова. Судьбой ей было определено пройти через разные испытания XX века, но главное – стать хранительницей наследия своих выдающихся родных.

О своей свекрови, специально для нашей газеты написала петербургский краевед Альмира Тагирджанова.

Имя теолога и общественного деятеля Мусы Бигеева сейчас широко известно. Так было не всегда. Его научное наследие переводят, изучают, полемизируют. Забывают порой, что родился он в XIX веке, жил в реалиях другого времени, обращался к своим современникам, мусульманам с качественно другим уровнем исламского образования и мышления. Всевышнему было угодно, чтобы автор этих строк стала членом семьи его младшей дочери, вышла за- муж за его внука и жила в доме свекрови. Ниже приведенный рассказ составлен из воспоминаний Фатимы Мусовны и сведений, полученных в архивах.

Родители Фатимы-ханум познакомились по переписке. Муса Бигеев учился в Каире в знаменитом университете Аль-Азхар и жил в одной комнате с сыном ишана Мухаммед-Закира Камалова (Чистави), основателя медресе «Камалия». Ибрагим переписывался с сестрами, фрагменты из их писем читал вслух. Письма Асьмы особенно нравились Мусе, и он попросил разрешения написать ей. В 1905 г. их роман в письмах закончился свадьбой.

Бигеев был в гуще политических событий, много ездил, а Асьма жила в Чистополе. Летом 1917 г. его утвердили ахуном 1-го магометанского прихода Петрограда. Жена с детьми переехала в столицу накануне Октябрьской революции. Родители уже воспитывали Марьям, Зайнаб, Мухаммеда, Хинд и Ахмеда. В 1918 году у них родилась Фатима, төпчек кызлары – последыш. Семья жила в Петрограде, в доме на Бронницкой улице, на третьем этаже, в шестикомнатной квартире площадью в 200 м2 с телефоном. В квартиру вели две двери: с парадной лестницы и с «черной», по которой носили дрова и ходили кухарки. Асьма-ханум тоже имела помощницу, без которой было не обойтись. Кухня была с дровяной плитой. Через парадную дверь гости попадали в прихожую, оттуда в кабинет, столовую. В самой большой комнате стоял рояль, в ней жили дочери, рядом была комната братьев.

Осенью 1923 года Бигеев был арестован и после освобождения получил предписание жить в Москве. Квартиру в Ленинграде «уплотнили». Две комнаты заняли Степановы, единственный сын которых учился в ЛГУ. В 1927 году Муса-эфенди вернулся из ссылки до- мой; теперь он был лицом свободной профессии. Марьям и Зайнаб учились в педагогическом институте, Мухаммед изучал физику в ЛГУ. По новому положению Хинд с Ахмедом из-за социального происхождения на высшее образование прав не имели. Фатима ходила в обычную школу, хотя недалеко находилась школа с татарскими классами. Видимо, родители не хотели калечить душу ребенка атеистической антимусульманской пропагандой. Дома ее обучили чтению и письму на арабской графике, хотя татарскую письменность уже переводили на латиницу.

Времена наступили сложные, и через три года Бигеев был вынужден нелегально эмигрировать. Его контакты с семьей были утрачены. Власти спохватились спустя полгода, произвели обыск, изъяли книги, старших детей арестовали. В августе 1931 года всех членов семьи изменника Родины приговорили к ссылке на три года в Вологду. Старших отправили по этапу, Асьма-ханум с младшей дочерью последовали за ними. Теперь окружающие стали бояться упоминать их фамилию…

В Вологде сняли комнату, отгороженную от хозяйской кухни занавеской. Главное, не голодали. Взрослые дети работали и получали пайки. Как-то всех детей вы- звали «туда» и каждому по отдельности рекомендовали отказаться от отца. Они не отказались.

В школе Фатима училась на «5», была бригадиром. Тогда в СССР существовал бригадный метод обучения: на уроках отвечал бригадир и его оценку ставили всей бригаде. Среднюю школу она окончила на отлично уже в Казани.

Срок ссылки к этому времени кончился. Возвращаться в Ленинград было запрещено, и Бигеевы разъехались. В Казанский университет документы Фатимы не приняли: «дочь такого человека не может здесь учиться». Старшая сестра Марьям с семьей жила в Ярославле. Она настояла на поступлении на открывшиеся там курсы Московского химико-технологического института мясной промышленности. Фатима поехала к ней. Работала в библиотеке, помогала делать замеры зятю, технику-строителю, а вечерами ходила на курсы. Марьям еще в Вологде вышла замуж за ссыльного Османа Хабибулловича Акбулатова. Его отец был одним из двух меценатов, передавших в 1902 году в дар московским татарам земельный вакуфный участок под строительство мечети в Мещанской части города.

После слов Сталина, что сын за отца не отвечает, были сняты запреты, Хинд, Ахмед и Фатима поступили в ВУЗы. В Москве Фатима жила в общежитии на Зацепе, за хорошую учебу получала «Сталинскую стипендию», была «Ворошиловским стрелком». Однажды ее премировали билетом в Большой театр на открытие декады искусства Азербайджана. Место было в ложе слева от сцены, а в ложе напротив, за легким занавесом сидел Сталин.

В июне 1941 года вместе с дипломом с отличием Фатима Бигеева получила рекомендацию в аспирантуру, но приступить к занятиям помешала война. Ее распределили в Курган на мясоконсервный комбинат. Она работала старшим химиком-лаборантом, затем заведующей лабораторией. В Зауралье она провела военные годы.

В 1947 году Фатима получила телеграмму из Уфы, где после войны обосновались мама с сестрами. Асьма-ханум сообщила, что дала согласие на свадьбу Абдурахману Тагирджанову, с которым Фатима была едва знакома по Ленинграду. В 1927 году он приходил на дом к Мусе-эфенди, брал уроки по арабской поэзии. Потом они встречались у Хинд и ее мужа Абдулхака Карамышева, когда Фатима приезжала к ним на каникулы. За эти годы Абдурахман с отличием окончил университет, защитил кандидатскую диссертацию, начал преподавать на кафедре иранской филологии ЛГУ и получил комнату. У Фатимы было время подумать.

Тагирджанов приехал в Курган, объяснился и они пошли в ЗАГС. Муж тотчас уехал к началу учебного года, а жену не хотели отпускать, высказывали предположение о фиктивности брака. Они ведь даже не переписывались!? Все-таки вопрос с увольнением был решен. У супругов началась счастливая жизнь, основанная на полном взаимопонимании и уважении. В 1949 году у них родился сын Мухаммед, а в 1955 — дочь Асия.

В большой коммунальной квартире на Невском проспекте Тагирджановы занимали комнату в 13 м2. В то время тоже не хватало детских садов и при постановке на очередь учитывалось материальное положение. Зарплата доцента ЛГУ была достаточно высокой, Фатима стала вынужденной домохозяйкой. Она занималась детьми, увлекалась любительской фотографией, помогала мужу: корректировала и разборчивым почерком переписывала его статьи. Познав счастье материнства, не жалела об упущенных возможностях, а бывшие однокурсники писали ей: «Тимка, знают ли твои дети, что ты могла сама стать профессором, а не только профессоршей?» В 1960 году семья получила двухкомнатную квартиру в «хрущевке». Ждать положенной трех- комнатной не стали: не все жильцы коммуналки были доброжелательны. Один сосед написал жалобу в партком ЛГУ и просил принять меры, чтобы Тагирджанов не разговаривал в местах общего пользования с женой по-татарски. В парткоме посочувствовали ученому, а не его соседу.

В новом районе в жизни Фатимы-ханум появилась Общественная библиотека. Зачинателем была Ирина Дмитриевна Зеленская, выпускница Одесского института благородных девиц. Идея Зеленской нашла отклик у жителей новостроек. Доброе начинание поддержали партком и профком ЖЭКа. Энтузиасты поделились своими книгами, которые сложили в два шкафа в кабинете техника-смотрителя, и развесили объявления. Со временем им подыскали подвальное помещение в жилом доме, отремонтировали, сделали стеллажи. Профком ЖЭКа выделял деньги на покупку книг и подписку периодики. Библиотеку зарегистрировали в райисполкоме.

Фатима Мусовна была заместителем И.Д. Зеленской, а в 1981 г. стала заведующей библиотекой. Читатели продолжали передавать в дар книги и старую мебель. Такие библиотеки существовали во многих городах Советского Союза, в Ленинграде их было четыре. На Черной речке общественницы обслуживали до 500 читателей, в основном школьников и пенсионеров, больным и инвалидам приносили книги на дом. О библиотеке писали газеты, говорили по радио. Она не потеряла читателей даже с появлением в шаговой доступности двух районных библиотек.

В 2004 году из штата добровольных сотрудников осталась одна Фатима Мусовна, 86 лет. Два раза в неделю она обзванивала постоянных читателей и с кем-нибудь из сопровождающих отправлялась на работу. Мы боялись оставлять ее одну, потому что к ней по- рой заглядывали желающие присмотреть помещение. К чести жилищников, их отношение к библиотеке в целом не изменилось. Понятно, финансирования новых поступлений не было. Тяжело было собственными глазами видеть закат дела, в которое вложена душа. В конце концов, әни приняла решение о закрытии библиотеки. Фонд библиотеки, начинавшийся со 150 книг, состоял из 20 000 томов, огромного количества детских книг-брошюр и журналов. Тогда началась наша совместная работа «по пристраиванию» книг в другие библиотеки, центры досуга, музеи… Некоторая мебель заняла свое место в экспозиции «Музея книги блокадного города». Общественная библиотека просуществовала 45 лет, только этот юбилей отмечать было некому. Трудового стажа на общественной работе Фатима Мусовна не заработала. Она получала пенсию по потере кормильца. Пересмотр пенсии с учетом ее работы в годы войны и рождением детей, сумму выплат не увеличил.

Әни много читала, ей была необходима духовная пища, выборочно посещала мероприятия татарской общины, была поклонницей спортивных передач, отдавая предпочтение теннису и фигурному катанию. Переживала, принимая близко к сердцу, события внутри страны и в современном мусульманском мире. С вниманием относилась к публикациям об отце, которого лишилась в детстве, бережно хранила семейные реликвии, переданные матерью.

В 1999 году Фатиму-ханум пригласили в Казань на симпозиум памяти Мусы Бигеева, а в 2003 она задумалась о будущем своего архива и написала в Казань, что хранит верстку его перевода Корана на татарский язык, который считается утраченным. Сомнений в подлинности перевода у нее не было. Ведь Асьма-ханум хранила эти наборные листы, возила в ссылку, потом собственноручно сброшюровала в три тетради, написала оглавление. Әни вела переговоры, которые то заходили в тупик, то возобновлялись, вселяя надежду.

Возраст взял свое. Она тихо угасла утром 3 августа 2006 года, не дожив трех дней до 88-летия. Боль утраты не отпускала, и чтобы как-то ее заглушить мною были написаны три статьи. Мы постарались довести начатое ею дело до конца, и в 2010 году в Казани вышел двух- томник: репринтное воспроизведение перевода Корана, хранившегося в семье, и книга о Мусе-эфенди. Издание финансировала компания «ТАИФ», тираж был подарочным, в продажу книги не поступали.

В 2014 году в Петербурге издали «Записки оставшейся в живых. Блокадные дневники Татьяны Великотной, Веры Берхман и Ирины Зеленской». Составители через автора этих строк познакомились с потомками И.Д. Зеленской, но из сюжета об Общественной библиотеке Тагирджанову «выкинули». Видимо, по их мнению, ее фамилия плохо вписывалась в контекст истории, хотя Фатима Мусовна была правой рукой Зеленской и до своих последних дней еще четверть века продолжала их общее дело.

Альмира Тагирджанова,

Татарский мир. М. — 2018. № 7